Рожденная в грехе [= Цветок греха ] - Нора Робертс

– Ерунда. Я с интересом знакомлюсь с вашей берлогой. Так ведь называют жилище одинокого мужчины? – Она испытывала некоторое смущение, что не нравилось ей самой, а потому болтала первое, что приходило в голову. – У вас тут целая библиотека! – Кивок в сторону книжной полки.

– Это часть моих книг. В юности, не удивляйтесь, я любил много читать.

С чувством неловкости за свой несколько небрежный тон она присмотрелась к книгам.

Ого! Какие названия, какие имена! Джойс, Йитс, Шоу. Ну, это понятно – они ирландцы по происхождению. Но вот Юджин О'Нил, Свифт. А, и Грейсон Теин тоже здесь затесался. А еще – Эдгар По, Стейнбек, Диккенс, Байрон! Ну и ну! Как говорят, всякой твари по паре. Вот еще стихи – Китс, Дикинсон, Браунинг. Разрозненные тома Шекспира и такие же, довольно потрепанные, книжки современных писателей, по большей части незнакомых Шаннон.

– Довольно странный подбор! – не удержалась она.

Он спокойно, как ребенку, объяснил:

– В доме есть еще. Здесь те, которые приятны как память. Или куда хочется иногда заглянуть.

– У нас было немного книг в доме, – призналась она. – Отец читал только то, что связано с его делом. Мы с мамой, правда, любим… любили читать. Последнее время она уже сама не могла. Я читала ей.

– Это доставляло ей радость?

– Не знаю. – Она вздрогнула, вспомнив тот, последний день. Потом постаралась улыбнуться. – Итак, мы идем на обзорную экскурсию?

Мерфи взял ее за руку.

– Да, если хотите.

Сперва он показал ей дом. Большие комнаты, средние, маленькую опрятную, где мать до сих пор любит заниматься шитьем, когда навешает его. Чердак, крыша, поддерживаемая толстенными стропилами. Кухня, огромная, чуть ли не размером с амбар. И в ней тоже, как и повсюду, чистота и порядок.

– Не знаю, что у вас там готовится, но пахнет – с ума сойдешь!

– Скажу по секрету, это цыпленок. Ему еще нужно дозреть. А ну-ка, наденьте вот это!

Из чулана он выбросил высокие сапоги-«веллингтоны».

– Вы не собираетесь утопить меня в…

– Где животные, там навоз, дорогая мисс. Надевайте.

Он помог ей натянуть сапоги поверх туфель.

– Я думала, ваши коровы всегда в поле. Он не сдержал смеха.

– Должен вам сообщить, для этих животных с незапамятных времен были сараи. Можете называть их также коровниками. Там их содержат обычно в ночное время, там их доят.

– Вы сами делаете это?

Он опять улыбнулся – столько неподдельного ужаса было в ее вопросе.

– Да. И скажу больше: даже лечу их, когда могу.

– А ветеринар?

– Для более серьезных случаев.

Они уже находились на огороженном участке, где стояли на некотором расстоянии друг от друга несколько каменных зданий. Длинношерстные овцы толпились возле лотка с водой; под навесом скучала какая-то страшная зубастая машина; слышалось блеянье, кудахтанье, мычание – животные провожали светлое время суток.

И тут же вдруг возник лохматый Конкобар, приветливо махая хвостом.

– Его послала Бри, так я думаю, – засмеялся Мерфи. – Проследить, чтобы я прилично себя вел и не обижал вас.

– Не уверена. По-моему, он так же принадлежит ей, как и вам. Мне казалось, у любого нормального фермера должна быть своя собака.

Мерфи наклонился и ласково погладил Конкобара.

– У меня была. Она недавно умерла. В его голосе прозвучало искреннее сожаление. Даже печаль. Он продолжал ласкать пса.

– Вы занимаетесь и овцами тоже? Он выпрямился.

– Совсем немного. Мой отец разводил овец. Я больше по молочному скоту.

– А Брианна говорила, главное для вас – лошади.

– Лошади – для удовольствия. Через год или два они окупят свое содержание. Если вам интересны такие подробности. Сегодня я продал годовалого жеребчика. Такой красавец – плакать хотелось, когда отдавал.

Он открыл дверь одного из сараев.

– Не думала, что фермеры так привязываются к своим животным, – удивилась Шаннон ему в спину.

– Ну, лошадь или собака – это не овца, которую вы режете к воскресному обеду.

Картина, которая невольно мелькнула перед глазами, заставила ее сразу сменить тему.

– Ой, вы здесь их доите?

Она вглядывалась во внутренность помещения.

– Верно. – Он шел впереди нее по выскобленному полу коровника, где блестели аппараты для дойки и стоял легкий запах навоза, смешанный с запахом молока. – Куда интересней ручная дойка, – говорил он. – Я занимался этим, когда был мальчишкой, но так, как сейчас, – быстрее, чище и эффективней.

– И это каждый день?

– Два раза в день.

– Как же вы успеваете?

– Паренек с соседней фермы помогает мне. У нас с ним соглашение.

Шагая вслед за ним по хозяйственному двору, она смотрела на все и не понимала, как может один человек – даже с некоторой помощью – вести такое хозяйство? И ведь он вовсе не выглядит измученным тяжкой работой. Она никак не могла этого понять, и ей было жалко его.

Но она позабыла о всякой жалости, как только они вошли в конюшню.

– Ох, какая красота! – воскликнула она. – Как они хороши!

Протянув руку, она погладила шелковистую шею гнедой кобылки.

– Это моя Дженни, – с гордостью сказал Мерфи. – Она у меня два года, и я ни за что ее не продам.

Такая умница!

При звуках его голоса лошадь взглянула на хозяина и потом уже не отрывала от него своих огромных карих глаз. Шаннон казалось, что Дженни по-женски заигрывала, флиртовала с ним. А почему, собственно, нет? Кому же не понравится этот ласковый музыкальный голос, умелые, нежные прикосновения рук.

– Вы умеете ездить верхом, Шаннон?

– Ну… я… Пожалуй, я сейчас впервые в жизни стою так близко к лошади.

– Но вас они не пугают? Тогда будет легче научиться.

Он повел ее по конюшне, где она вдоволь поворковала с жеребятами, а взрослые лошади норовили положить голову ей на плечо или пожевать рукав куртки.

– Как чудесно, наверное, здесь вырасти, среди всех этих живых существ, – взволнованно говорила Шаннон, когда они подходили уже к дому с его задней стороны. – Хотя, конечно, работа. Но вам она по душе, раз вы не уехали отсюда.

– Здесь все мое, – ответил Мерфи. – И я принадлежу этому.

Он помог ей скинуть сапоги, после чего они дружно помыли руки под краном на кухне.

– Садитесь. Сейчас налью вина, которое вам понравится.